Чуден Днепр при тихой погоде...

Я тоже помню эти дни,

И улицы, и переулки,

И их зловещие огни,

И топот, медленный и гулкий...

Он замирал и снова рос,

Неотвратимый и мятежный.

Как смерть, как горечь поздних слез

Перед разлукой неизбежной.

Усталый свет ночной звезды,

Заря, окрашенная кровью.

Заиндевевшие сады

Сбегали, жались к Приднепровью.

Туман. Рассвет. Сырая мгла.

Под снегом тополи седые.

Во мгле, в тумане купола,

Старинные и золотые.

И вдруг... какой-то дальний стон,

И зов бессильный, бесполезный.

И крик, и рык, и скок, и звон,

И конский храп, и лязг железный.

Взлетели. Скачут. Близко. Вот!

Уже не видят и не слышат.

По низким лбам струится пот.

Свистят. Ревут. И паром дышат.

Какой забытый, древний сказ

Восстановил из страшной были

И эти щели вместо глаз,

И выступ скул и сухожилий,

И темных лиц неверный склад,

И лоб, проросший шерстью длинной,

И водяной, прозрачный взгляд

Тысячелетний и звериный?!.

О, эта киевская ночь,

Которой нет конца и края...

Все в мире можно превозмочь

И отойти от скорби прочь,

Благословляя и прощая,

Понять. Простить. Но не забыть!

Забыть той ночи невозможно…

Ее нельзя душе изжить.

И будет вечно сердце ныть

И замирать в груди тревожно.

И, свято в памяти храня

Давно прошедшее, былое,

Я говорю на склоне дня:

- Пусть будет чуден без меня

И Днепр, и многое другое...

1927

 

«Священная весна»

Была весна. От Волги до Амура

Вскрывались льды... Звенела песнь грача.

Какая-то восторженная дура

Лепила бюст супруги Ильича.

 

И было так приятно от сознанья,

Что мир земной не брошен и не пуст,

Что если в нем имелися зиянья,

То их заткнет, заполнит этот бюст.

Как хорошо, что именно весною,

Когда едва зазеленеет лист,

Когда к земле, к земному перегною

Из городов стремится пантеист.

 

И в небеса, в лазурное пространство

Уходит дым, зигзагами струясь,

И всей Руси беднейшее крестьянство

На тракторы садится, веселясь.

 

Как хорошо, что в творческом припадке

Под действием весеннего луча

Пришло на ум какой-то психопатке

Изобразить супругу Ильича.

 

Ах, в этом есть языческое что-то!

Кругом поля и тракторы древлян,

И на путях, как столб у поворота,

Стоит большой и страшный истукан,

 

И смотрит в даль пронзительной лазури

На черную под паром целину...

А бандурист играет на бандуре

Стравинского «Священную Весну».

1932